— Если ты меня не отпустишь…
Но ее гневный возглас перешел в сдавленный вскрик, потому что в этот момент Зак бросил ее на мягкую кровать, и она подпрыгнула, подкинутая упругими пружинами. Зак опустился рядом, и она снова оказалась в кольце его рук.
— Успокойся… подумай, — настойчиво и вкрадчиво уговаривал он.
Эве казалось, что в данную минуту она меньше всего способна думать. В непосредственной близости от Зака ее рассудок парализовало чувство, очень схожее с паникой. Она ощущала, как ее снова охватывает лихорадочный жар, грозя разрушить и без того шаткое душевное равновесие.
— Пожалуйста!
— Я так страстно желал тебя! Разве это преступление? — прошептал Зак, вглядываясь в ее лицо пылающими как угли глазами из-под черных как ночь ресниц. — Я целый год мечтал о тебе, а ты держала меня на расстоянии холодными взглядами и презрительными улыбками. Ты смотрела на меня, как когда-то жены моего отца, — как на печальную неизбежность. Ни один мужчина, у которого кровь, а не вода в жилах, не устоял бы перед таким вызовом.
— Перестань, — выдохнула Эва, закрывая глаза, чтобы хотя бы не видеть Зака. Она всеми силами старалась его не слушать и в то же время пыталась подавить все сильнее разгоравшееся в ней желание, которое постепенно завладевало каждой клеточкой тела. Ее дыхание участилось, сердце забилось сильнее.
— Ты моя жена, — мягко напомнил ей Зак.
— Но я не хочу ею быть! — дрожащим голосом воскликнула Эва, прилагая усилия, чтобы справиться с ненавистной реакцией тела на его близость.
— Это несколько неожиданно, — раздалось в ответ.
Гнев снова вскипел в Эве и придал ей силы сопротивляться.
— Думаешь, если ты станешь долго дразнить меня и высмеивать, я изменю свое мнение? Но тебе не удастся меня заставить! Валиас в тот день сказал, что с ним я буду в большей безопасности, и он был прав. Он советовал мне оценить себя в два миллиона, и в этом он тоже был прав! Ты только использовал меня! — выкрикнула она с внезапной болью. — А я бы предпочла, чтобы меня использовали за деньги, чем обманом вовлекли в брак, который не что иное, как грязная насмешка над всем, во что я верю. Расчет деньгами был бы честнее!
Зак неожиданно разжал руки и резко выпрямился. Его выразительное лицо стало суровым.
— И ты действительно веришь в то, что говоришь, дорогая?
Трясущейся рукой Эва нашарила простыню, спеша укрыть свое обнаженное тело от его взгляда, полного ледяной иронии.
— Да! — проговорила Эва, с трудом переводя дыхание.
Эва знала, что говорит искренне. Конечно, Зак не предложил бы, а она никогда не взяла бы от него деньги, но сценарий, который она себе набросала, был ей больше по душе, чем сомнительная респектабельность обручального кольца, надетого на ее палец. То, что она получила от Зака, было результатом безжалостного надувательства, но она-то согласилась стать его женой, глупо, наивно поверив каждому его слову. Она вспомнила вкрадчивые интонации, с которыми он говорил о своем желании иметь детей.
Зак никогда не рассчитывал на незыблемость их союза. Он просто поманил ее обручальным кольцом как наживкой, для того чтобы утолить свою страсть и привычку побеждать, чего бы это ни стоило. Не будь она так взволнована тогда, она увидела бы истину гораздо раньше. Такой мужчина, как Зак, отец которого менял жен, как перчатки, разумеется, не считает узы брака нерушимыми. Зак сказал ей лишь то, что она хотела услышать.
Слезы снова подступили к ее глазам, и Эву захлестнула досада на собственную слабость. Она повернулась вместе с простыней, заворачиваясь в нее как в кокон.
Зак уже был в соседней комнате, по-видимому, гардеробной, выдвигал ящики, доставал из шкафа новую одежду. Смысл его действий медленно дошел до Эвы, пока она рассеянно следила за его точными скупыми движениями. Его внезапный уход оставил в непослушном теле предательское ощущение пустоты. Она даже стиснула зубы, со стыдом осознав этот факт.
— Разве это твоя комната? — спросила она, чтобы нарушить давящее молчание, которого дольше не могла вынести.
— Прошлой ночью ты так крепко заснула, что я не хотел тебя беспокоить.
Его потрясающе красивое лицо было неподвижно, а в глазах она прочла откровенное презрение. Никогда прежде Эва не думала, что настроение Зака способно так сильно действовать на нее. Ею все сильнее овладевало чувство страха и одиночества.
Да, страха и одиночества, признала она растерянно. Я тебя не обижу, — сказал он ей тогда и тем не менее обидел. В голове вдруг всплыло опасение — а не зашла ли она сама слишком далеко, не сказала ли лишнего, глубоко оскорбив его. От досады Эва так сильно прикусила губу, что почувствовала привкус крови. Нет, она не станет извиняться за то, что честно сказала о своих чувствах. Она имеет право говорить то, что думает.
Раньше от этого права ей часто приходилось отказываться. Еще в раннем возрасте она позволила задвинуть себя в укромный уголок, потому что стоило ей показать из этого уголка хотя бы пальчик, как Абигайль была тут как тут, чтобы за него цапнуть. А Эва испытывала такую благодарность к дяде и тете за то, что они приютили ее, что не защищалась, даже не пыталась как-то проявить себя, потому что это могло привести к ссоре с их дочерью, которую они боготворили. Жертва миролюбия — вот кем стала Эва, и это сослужило ей плохую службу!
К чему же она придет, если одного хмурого взгляда Зака достаточно, чтобы ей захотелось кинуться к нему со всех ног и как можно быстрее все исправить? А ведь она вовсе не привязана к Заку, скорее должна ненавидеть его, и об этом не нужно забывать. Но почему-то ей не хочется, чтобы он вот так уходил.